В Рождество все немного волхвы

«Прежде всего это праздник хронологический, связанный с определенной реальностью, с движением времени. В конце концов, что есть Рождество? День рождения Богочеловека. И человеку не менее естественно его справлять, чем свой собственный.»
Иосиф Бродский

Хочу привести несколько стихотворений Иосифа Бродского из его так называемого Рождественского цикла. Рождественский цикл вырастал постепенно в течение всей жизни поэта: каждый год по одному стихотворению, посвященному Рождеству и Новому году, за исключением десятилетнего перерыва между жизнью в Советском Союзе и жизнью в эмиграции. И рассказывают они, конечно, не только об этих праздниках и о том, как видит эту историю автор, но и о нем самом, о его ощущениях и переживаниях. 

Некоторые из выбранных стихов я дополнил сносками на ролики с авторским исполнением. Оно может вам понравиться или нет, но это то, как сам Бродский чувствует стихи. В интернете можно найти много вариантов исполнения его стихов разными актерами, но это уже будет их представление, как это выразить и обыграть. Бродский же читает свои стихи, как бы прислушиваясь ко времени и к себе. Возможно, некоторым объяснением его манеры чтения будет такое его высказывание: «Время – это не ТИК(!)–ТАК(!); время - это тик-так...» То есть не бравурно громко, а вполголоса, вслушиваясь в мелодику стиха. Вот в такой манере он и читал, и манера эта перекликалась со строками Бориса Пастернака:
Снег идет, густой-густой. 
В ногу с ним, стопами теми, 
В том же темпе, с ленью той 
Или с той же быстротой, 
Может быть, проходит время? 
Может быть, за годом год 
Следуют, как снег идет, 
Или как слова в поэме? 

Итак, слово Иосифу Бродскому:
Рождество 1963
     Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
     Звезда светила ярко с небосвода.
     Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
     Шуршал песок. Костер трещал у входа.
     Дым шел свечой. Огонь вился крючком.
     И тени становились то короче,
     то вдруг длинней. Никто не знал кругом,
     что жизни счет начнется с этой ночи.
     Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
     Крутые своды ясли окружали.
     Кружился снег. Клубился белый пар.
     Лежал младенец, и дары лежали.
январь 1964

V. S.

В Рождество все немного волхвы.

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.

И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою — нимб золотой.

Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства —
основной механизм Рождества.

То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.

Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет — никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.

Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь — звезда.
24 декабря 1971 года

Рождественская звезда

  
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, 
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, 
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти; 
мело, как только в пустыне может зимой мести. 
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар 
из воловьих ноздрей, волхвы – Балтазар, Гаспар, 
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. 
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда. 
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, 
на лежащего в яслях ребенка, издалека, 
из глубины Вселенной, с другого ее конца, 
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
24 декабря 1987

Колыбельная 

Родила тебя в пустыне 
я не зря. 
Потому что нет в помине 
в ней царя. 

В ней искать тебя напрасно. 
В ней зимой 
стужи больше, чем пространства 
в ней самой. 

У одних – игрушки, мячик, 
дом высок. 
У тебя для игр ребячьих – 
весь песок. 

Привыкай, сынок, к пустыне 
как к судьбе. 
Где б ты ни был, жить отныне 
в ней тебе. 

Я тебя кормила грудью. 
А она 
приучила взгляд к безлюдью, 
им полна. 

Той звезде, на расстояньи 
страшном, в ней 
твоего чела сиянье, 
знать видней. 

Привыкай, сынок, к пустыне. 
Под ногой, 
окромя нее, твердыни 
нет другой. 

В ней судьба открыта взору 
за версту. 
В ней легко узнаешь гору 
по кресту. 

Не людские, знать, в ней тропы! 
Велика 
и безлюдна она, чтобы 
шли века. 

Привыкай, сынок, к пустыне, 
как щепоть 
к ветру, чувствуя, что ты не 
только плоть. 

Привыкай жить с этой тайной: 
чувства те 
пригодятся, знать, в бескрайне 
пустоте. 

Не хужей она, чем эта: 
лишь длинней, 
и любовь к тебе - примета 
места в ней. 

Привыкай к пустыне, милый, 
и к звезде, 
льющей свет с такою силой 
в ней везде, 

точно лампу жжет, о Сыне 
в поздний час 
вспомнив, Тот, Кто сам в пустыне 
дольше нас.
Декабрь 1992
Вот такое Рождество с Иосифом Бродским... 
Ну и конечно же всех с Рождеством Христовым!

Александр Городинский

Хайфа, Израиль