Александр Хабаров

Александр Игоревич Хабаров родился 11 февраля 1954 года в городе Севастополе, где и провел большую часть юности. В 1971 году «благословлен» на писание стихов мэтром авангарда Андреем Вознесенским. Учился в мореходном училище, в Крымском государственном университете, работал матросом-рулевым, наладчиком ЭВМ, спасателем, инструктором-спелеологом, корреспондентом крымских газет, редактором студенческой газеты. В 1977 году приговорен к 3 годам лишения свободы по статьям 190*, 191 (антисоветчина, сопротивление властям, нанесение средних телесных повреждений ст. оперуполномоченному КГБ УССР). После освобождения работал педагогом-воспитателем в пионерлагерях, истопником угольной котельной, репортером пресс-центра Московских кинофестивалей (1981, 1983). Духовником семьи был о. Димитрий Дудко. В 1984 году осужден по ложному обвинению с тем же букетом, по той же статье. Отбыл два года из трех, освобожден по общей горбачевской тенденции — как единственный «политический» в зоне строгого режима в Кировской области. Работал в АПН, на телевидении, в журналах. Многочисленные публикации в российской и зарубежной прессе. Автор бестселлеров «Тюрьма и зона» (Центрполиграф, 1997-2000), «Россия ментовская» (Эксмо-пресс, 1998-2000), романа-бестселлера «Эксперт» (издательский дом «АиФ»). Лауреат поэтических премий журнала «Москва» (1996), журнала «Юность» (им. Владимира Соколова 1997). За книгу стихов «Ноша» — Всероссийская литературная премия им. Н.Заболоцкого-2000 и «Золотое Перо Московии»-2004. Стихи вошли в обширную (750 авторов) антологию «Русская поэзия. Век ХХ» (Олма-пресс, 1999) и в несколько литературных хрестоматий для школ и вузов. Член Союза писателей России, координатор правления СП и Литературного Фонда РФ по электронным изданиям.

Удостоен первой премии в номинации «Лирика» Первого поэтического конкурса журнала «Чайка» СЛУХИ О СМЕРТИ ПОЭТА Памяти И.Б. и иных Его не убили в Венеции — ранили в ногу; он сполз по стене и уехал на родину, к Богу — от глада и хлада, от перипетий перепития, от яда в газетке и от осложнений соития, от пули, подброшенной прямо в сердечную сумку, от фразы зачеркнутой «я же люблю тебя, суку!», от мира, залитого кровью женевской конвенции; он умер героем, но был искалечен в Венеции. Затем, уповая на милость суда городского, он выслал в Архангельск свое неподкупное слово; везли в тарантасе; урядник хамил для приличия; и скорбь мировая росла, как закон из обычая... Оковы звенели, и вдоль бесконечных обочин стояли поэты — голодные все, между прочим... А прочие — гибли в подвалах, стреляя в Урицкого, ведь право на смерть — посерьезнее правила римского... Его задушила прохожая — из любопытства, случайная женская рифма, принцесса бесстыдства... Его погубила зима, сединой убеленная, его отравила Венеция — водка паленая... Он выжил, конечно, а умер позднее как гений, в бреду поминая недобро весь сонм поколений, его убивавший годами бейсбольными битами, улыбками злыми, шарфами, руками немытыми... Легко поэту живется, а умирается — легче... Родился немым и нескладным, а умер — почти как певчий. Страдал искривленьем, а выглядел стройным как линия, острова жизни и смерти, Василия имени... Его не убили в Венеции. Метили в небо. Он умер легко и ни разу в Венеции не был... Стрелял из партера мазурик, в очечках, как Берия... Кончается выстрелом опера. Длится империя... ПОХОДНАЯ ЖИЗНЬ ТРОФИМОВА Памяти Сережи Евсеева Болеет сердце. Я здоров как бык. Молчит душа, свирепствует свобода. Я прочитал семьсот священных книг, когда, как все, вернулся из похода. А что ждало ушедшего в поход? Пещера ли без дна? Даль океана? Зачем вы мне заглядывали в рот, которым я дышал легко и пьяно? Не суждено осужденным кричать, а я иду, во всем подозреваем, — не стоило, товарищ, руку жать, ведь мы друзей руками убиваем. Что ждет тебя-меня, везущих груз через Баграм, погрязший в мести мерзкой? Неужто не отметится Союз за нас, убогих, честью офицерской? Пока ты, гад, раскуривал косяк и плакался в жилетку всякой мрази, наш экипаж клепал отбитый трак и жизнь свою выталкивал из грязи... Ну что ж, прости... Тебя не ждет никто. За перевалом нет библиотеки, и не спасет тебя стишок Барто о мячиках, что наполняют реки. Там ждет тебя, воитель, путь зверей под перезвон нетронутых копилок. Тебя спасет начитанный еврей в ковчеге из прессованных опилок... Куда бы ты не выполз — быть беде. Кровь — оправданье, но твоя — едва ли... И те, что задыхались в БМД, не зря тебя так часто поминали. На черном, знали, черное — видней; они теперь белее серафимов. Куда уполз, как змей, из-под огней боец несостоявшийся Трофимов? Там ждут тебя тюремные клопы с бойцами вологодского конвоя, картины мира на телах толпы и шепоток густой заместо воя. А тот, кто за тебя ушел в поход, вчера воскрес и найден на покосе; живым железо — яблочный компот, а тот, кто мертв — и не родился вовсе... Убитым не поможет айкидо, живым не быть играющему в прятки. Хотел быть после, а остался до, мечтал в моря, а сел, как все, за взятки... Все зря... не зря... Весь мир у наших ног, и боль, и страх, и пьяная отвага, всё знать дано... но отличает Бог кресты от звезд, и грека от варяга. Что ждет тебя? Кто бил тебя под дых? Досталась ли тебе любимых жалость? Немного нас осталось, золотых. Серебряных — и вовсе не осталось. СЛОВЕСА А.Г. Найману Куда ни глянь — повсюду словеса, они роятся в воздухе и в дыме, они звенят, тревожа небеса неверными октавами своими. Они молчат как ангелы в ночи и крыльями трепещут, словно птицы, их пичкают бессмертьем палачи, невинной кровью пачкая страницы. Они живут... ну, ближе к потолку, в сиянии светильников Люмьера; досталось им, несчастным, на веку от пишущего в стол легионера. О, сколько их! — и скверных, и святых я выводил, подобно Моисею, из тьмы черновиков, из запятых — в свободную, как рукопись, Расею. А сколько их осталось там, в песке, в земле сырой и в бурном океане... Сгорели синим пламенем в тоске, рассеялись по миру как... славяне... Несчастные слова, творенья тьмы и света в золотящейся полоске... Да кто их различит теперь, как мы их различали в каждом отголоске? И что они без нас? — ни дух, ни плоть, абстракция из хаоса и хлама, камней набор, из коего Господь воздвиг себе потомство Авраама... ”Журнал «Чайка», №7, 1-15 апреля 2008 года.